Звездный врач - Страница 61

– Он пытался закрыть нас своим телом. Вы знали об этом? – спросила худларианка.

Конвей сочувственно кивнул, но тут же понял, что это движение головы ничего не значит для ФРОБ. Он продолжил осторожный, заботливый разговор с худларианкой. Слова надо было выбирать сверхстарательно: сорок третья, организм которой ослаб после тяжелой операции и которой вот-вот предстояло родить, нуждалась в особом эмоциональном подходе. Худларианское alter ego не сомневалось, что произойдет временное расстройство психики, а собственный опыт Конвея убеждал его в том, что он должен сказать худларианке правду для её же блага. Он не сомневался, что так будет лучше, но положение дел было уникальным, и сомневаться следовало буквально во всем.

В одном он был уверен чётко: ему каким-то образом удалось удержать пациентку от сосредоточения на её собственных бедах. Следовательно, скорее всего даже тогда, когда он сообщит ей не самые приятные новости, она скорее будет думать о своём ещё не родившемся ребенке, а не о себе. Но сама мысль о том, что он вот так играет чужими чувствами, заставляла Конвея чувствовать себя существом в высшей степени низкоразвитым – кем-то на уровне земной блохи.

Он гадал, почему не додумался обсудить ситуацию с О'Марой – дело ведь было очень серьезное, заслуживающее консультации с Главным психологом. Если сейчас что-то пойдет худо, придется к этому прибегнуть.

– Нам всем известно, – наконец выговорил Конвей, – как действовал ваш супруг в попытке спасти вас. Такой тип поведения характерен для наиболее высокоразвитых видов, в особенности тогда, когда кто-то приносит себя в жертву ради спасения любимого существа или ребенка. В данном случае вашему супругу удалось спасти вас обоих. Более того, он в некотором роде помог нам сберечь жизнь и сохранить подвижность двоим тяжелораненым, включая и вас. В противном случае и вы, и ещё один ваш сородич умерли бы, невзирая на его жертвенный поступок.

«Вот теперь, – понял Конвей, – она – вся внимание».

– Ваш супруг стал донором неповрежденных конечностей и одной доли органа абсорбции питания для пациента, которого вы видите у противоположной стены палаты, – продолжал Конвей. – Этот пациент, так же как и вы, будет жив и совершенно здоров, за исключением небольших ограничений относительно окружающей среды и совместной деятельности в кругу себе подобных. Кроме того, что ваш супруг спас вас и вашего будущего новорожденного от гибели во время катастрофы, я должен вам сказать, что вы оба живы потому, что вам пересажено одно из сердец вашего мужа.

Его нет, он остался только в вашей памяти, – продолжал Конвей негромко, – но было бы неверно сказать, что он умер.

Он внимательно следил за тем, как сорок третья воспримет этот не слишком тонкий эмоциональный маневр, но у худлариан была слишком толстая кожа, и слишком невыразительные физиономии, чтобы понять, какие чувства овладели пациенткой.

– Он очень старался спасти вас, – продолжал Конвей, – поэтому, на мой взгляд, вы в долгу перед памятью супруга и обязаны жить дальше, хотя порой это будет и нелегко.

«Ну а теперь пора переходить к самым ужасным новостям», – решил Конвей.

Он плавно перешёл к последствиям сбоя иммунной системы ФРОБ, рассказал о том, что пациентке потребуется асептическая внешняя среда, особо приготовленная и особо обработанная пища, пребывание в стерильном боксе во избежание попадания любого болезнетворного микроба в совершенно беззащитный организм. Даже ребенка у пациентки придется забрать сразу же после родов. В дальнейшем будет возможен только визуальный контакт с ним, поскольку ребенок родится во всех отношениях нормальным и будет, следовательно, представлять угрозу для беззащитной матери.

Конвей знал о том, что на Худларе ребёнка вырастят и хорошо позаботятся о нём – семейные и социальные структуры у ФРОБ были сложными и гибкими. И им было неведомо такое понятие, как «сирота». Ребёнок ни в чем не будет знать нужды.

– Если бы зашла речь о вашем возвращении на родину, – более твердо проговорил Конвей, – для сохранения вашей жизни потребовались бы точно такие же меры, как те, что предприняты в госпитале, а на Худларе таких возможностей нет. Там вам придется томиться в изолированном помещении, вы будете лишены физических контактов с другими худларианами, не будете иметь обычной физической нагрузки и работы. Кроме того, вам придётся всё время опасаться: не порвется ли ваша защитная оболочка, не инфицируется ли питательная смесь. Не обладая естественной защитой от инфекций, вы умрете.

Медицина на Худларе пребывала в зачаточном состоянии, поэтому, безусловно, сородичи не смогли бы обеспечить для сорок третьей адекватных условий, так что в её скорой смерти, попади она на родину, сомневаться не приходилось.

Пациентка пристально смотрела на Конвея. Неожиданно её речевая мембрана завибрировала.

– Если всё так, как вы рассказываете, – сказала она, – то мне нечего бояться смерти.

Конвей собрался было напомнить сорок третьей о том, как самоотверженно трудились хирурги, спасая её жизнь, а она теперь ведет себя так неблагодарно. Но худларианская мнемограмма заставляла его сравнивать нормальный образ жизни ФРОБ с тем, что он предлагал для сорок третьей. С точки зрения пациентки он не сделал ей ровным счётом ничего хорошего, кроме спасения жизни её ребенка. Конвей вздохнул.

– Есть другой выход, – сказал он, стараясь говорить как можно более подбадривающе, – есть вариант, при котором вы сможете вести активную работу без какого-либо ограничения в передвижениях. На самом деле вы сможете беспрепятственно путешествовать по Федерации. Если хотите – можете вернуться на астероидные разработки и вообще избрать для себя любое поле деятельности, вот только на Худлар вам возвращаться нельзя.