Множество стальных плит ударило по модулю ребром, отчего его обшивка получила длинные, в несколько сотен метров, пробоины. Плиты отскочили после удара, а за ними последовали металлические болванки и принялись нещадно колотить по уже и без того побитому модулю. Трескалась обшивка, обнажались десятки кают, в модуле образовалось множество глубоких вмятин. При столкновении модуль прекратил своё плавное движение вперед и стал медленно вертеться, поворачиваясь к месту аварии то нетронутым боком, то пострадавшим.
Один из тягачей ринулся вдогонку за грудой металла, которая совсем недавно являла собой грузовой корабль и его груз, дабы проследить за тем, куда отнесет металлические заготовки и чтобы попытаться спасти уцелевших членов экипажа. Остальные тягачи усмирили вращавшийся модуль, их экипажи оказали пострадавшим рабочим первую помощь, затем прибыли спасательные бригады с ближайших астероидов, и, наконец, подоспел «Ргабвар».
На той стороне модуля, которую искорежили стальные плиты и болванки, в живых не осталось никого, кроме нескольких худлариан, индифферентных к космическому вакууму, и немногих тралтанов, которые также могли некоторое время выдержать пребывание в безвоздушном пространстве: они при этом впадали в анабиоз и закрывали все естественные отверстия тела. Но даже отличавшиеся невероятной физической силой толстокожие худлариане и тралтаны не могли бы выжить при нулевом давлении, имея ранения. Массивную взрывную декомпрессию не умели лечить даже в Главном Госпитале Сектора.
Больше других при аварии пострадали худларианские и тралтанские отсеки модуля. В других отсеках утечки воздуха не произошло, хотя так или иначе по сигналу учебной тревоги жильцы модуля облачились в скафандры и, следовательно, были защищены и от резкого падения давления. Но и в этих отсеках многие были ранены при столкновении с грузовиком и во время вращения модуля. Скафандры были прочны, но не всесильны. Как только внутри модуля восстановили искусственную гравитацию, большинство раненых попали в надежные руки менельденских медиков, своих сородичей. Раненых разместили по спешно преображенным в палаты каютам, где они ожидали отправки на родные планеты для дальнейшего лечения или реабилитации.
В Главный Госпиталь Сектора отправили наиболее тяжело раненных.
Известие об аварии в системе Менельден пришло в госпиталь как раз вовремя, чтобы отвлечь Конвоя от других серьезных проблем, хотя, на его взгляд, радоваться тому, что можешь отложить крайне важное совещание под предлогом срочного вылета неотложки к месту катастрофы, было стыдно.
Мнемограммы уже успели так основательно закрепиться в сознании Конвея, что ему было трудно определить, чьи чувства владеют им, чьи реакции он проявляет – свои или чужие. Он всё чаще со страхом ожидал приближения встреч с Мерчисон, чреватых интимной близостью, – тех часов, когда они оба были свободны от дежурств и могли уединиться в своей комнате. Конвей просто не представлял, как будет себя вести, насколько будет владеть собой и ситуацией и, что самое главное – как на его поведение будет реагировать любимая женщина.
И вот неожиданно «Ргабвар» был послан в систему Менельден для руководства спасательной операцией и доставки в госпиталь тяжелораненых рабочих. Естественно, полетела и Мерчисон – один из главных членов бригады медиков.
Сначала Конвей этому очень обрадовался. Однако, будучи бывшим главой медицинской бригады корабля-неотложки, он понимал, какая опасность грозит Мерчисон при осуществлении крупномасштабной спасательной акции. Конвей начал беспокоиться за неё. И вместо того чтобы радоваться тому, что не увидит подругу пару дней, он жутко переживал и в один прекрасный момент обнаружил, что ноги сами несут его к шлюзу приемного покоя для травматологических пациентов, куда вот-вот должен был прибыть «Ргабвар».
Возле шлюзовального люка Конвей обнаружил Нэйдрад и Данальту. Они стояли поодаль от сотрудников приемного покоя, делавших своё дело и в посторонней помощи не нуждавшихся.
– Где патофизиолог Мерчисон? – спросил Конвей, проводив взглядом носилки, на которых везли тралтана с множественными травматическими ампутациями. К поверхности сознания Конвея тут же вынырнула мнемограмма ФГЛИ, подсказавшая массу методов лечения этого пациента. Конвей резко тряхнул головой, чтобы прочистить её, и произнес ещё более решительно:
– Я хочу видеть Мерчисон.
Данальта, расположившийся рядом с нехарактерно молчаливой Нэйдрад, принялся преображаться в женщину-землянку, ростом и фигурой напоминавшую патофизиолога. Заметив, что это шоу у Конвея восторга не вызвало, Данальта мгновенно вернулся в своё обычное бесформенное состояние.
– Она на борту? – прищурившись, резко спросил Конвей.
Подвижная шерсть медсестры гуляла волнами, вертелась крошечными водоворотиками. Кельгианское alter ego Конвея подсказывало ему, что Нэйдрад очень не хочет отвечать на его вопрос и ожидает больших неприятностей.
– Я получил кельгианскую мнемограмму, – негромко проговорил Конвей, указав на разбушевавшуюся шерсть Нэйдрад. – Чем вы так встревожены, сестра?
– Патофизиолог Мерчисон решила остаться на месте происшествия, – наконец ответила Нэйдрад, – чтобы помочь доктору Приликле в сортировке больных.
– В сортировке?! – взорвался Конвей. – Приликле не следует подвергать себя... Проклятие! Мне бы следовало тоже отправиться туда и помочь им. Тут полным-полно докторов, которые и без меня окажут помощь раненым, а если... У вас есть возражения?