Но стоило только Конвею растянуться на кушетке в своей каюте, он тут же начал думать о Мерчисон, которая, увы, не лежала с ним рядом. Он ярко и остро вспоминал обо всем, что они говорили друг другу и чем занимались, когда оставались наедине. Да, прописанное О'Марой лекарство действовало безукоризненно.
Мерчисон начала разговор с Конвеем с обсуждения деталей нового назначения Приликлы и важности способностей Данальты к мимикрии во время осуществления спасательных операций. Далеко не сразу она перешла к возможному переводу Конвея в диагносты. Скорее всего, эта тема была ей так же неприятна, как и самому Конвею, вот только Мерчисон была сильнее духом.
Конвей как бы вновь услышал голос Мерчисон:
– Приликла не сомневается, что у тебя все получится, и я тоже. Но даже если ты не сумеешь адаптироваться или по какой-то причине не сможешь занять этот пост, все равно считай, что ты заслужил высочайший профессиональный комплимент.
Конвей не ответил, и она повернулась к нему и подперла голову согнутой в локте рукой.
– Не волнуйся. Ты ведь улетишь на несколько недель. Пускай даже на несколько месяцев. Ты и не успеешь соскучиться по мне.
Они оба знали, что это не правда. Конвей смотрел на Мерчисон. Она улыбалась, но явно тревожилась.
– Если я стану диагностом, я перестану быть самим собой. Вот что не дает мне покоя. А больше всего меня пугает то, что я перестану испытывать к тебе те чувства, что питаю сейчас.
– Только попробуй! – возмущенно воскликнула Мерчисон и продолжала более сдержанно:
– Торннастор пробыл диагностом уже более тридцати лет. Он возглавляет наше отделение, и я почти всё время тружусь с ним рука об руку, и я что-то не замечала у него каких-нибудь кошмарных изменений личности, кроме появившейся склонности к сплетничанью и брюзжанию по поводу сексуальных похождений сотрудников всех видов.
– Не замечала, потому что ты – не тралтанка, – вздохнул Конвей.
Мерчисон умолкла. А Конвей продолжал:
– Несколько лет назад я оперировал мельфианина со множественными переломами панциря. Операция была длительная, состояла из нескольких этапов, поэтому мне на три дня дали мнемограмму ЭЛНТ. Мельфиане большие эстеты, ценители красивой внешности – естественно, покуда эта внешность включает понятия наличия панциря и шести ног.
Мне ассистировала операционная медсестра Хадсон, – продолжал свой рассказ Конвей. – Ты ведь знаешь Хадсон? Ко времени завершения операции я понял, что она – профессионал высочайшего уровня и личность приятная во всех отношениях. С этим был согласен как я сам, так и моё мельфианское alter ego, но вот её внешность.., мне она представлялась мерзким бесформенным мешком, набитым мусором. Вот я и боюсь, что...
– Некоторым представительницам того же вида, что Хадсон, – язвительно вставила Мерчисон, – она также кажется мерзким бесформенным мешком с...
– Ну ладно, будет тебе, – урезонил возлюбленную Конвей.
– Я шучу. Меня это тоже тревожит, и мне очень жаль, что я не могу до конца оценить всех проблем, с которыми тебе предстоит столкнуться, потому что мне мнемограмму никто никогда не предложит.
Она артистично нахмурилась и, подражая циничной насмешливости О'Мары, проговорила:
– И речи быть не может, патофизиолог Мерчисон! Да-да, я отлично понимаю, что мнемограммы очень помогли бы вам в работе. Однако и вам, и другим женским особям – как землянкам, так и неземлянкам, приравненным к сотрудникам госпиталя, – придется и впредь трудиться, полагаясь на собственные мозги, уж какие есть, и на помощь извне не рассчитывать. К глубочайшему сожалению, вы, женские особи, страдаете глубокими неизлечимыми отклонениями, имеющими под собой сексуальную почву, – я бы назвал их формой гиперпривередливости, которая ни за что не позволит вам вместить в своё сознание чужеродную личность, не отвечающую на ваши сексуальные...
Ей трудно было говорить басом, и она закашлялась.
Конвей не выдержал и расхохотался. Отсмеявшись, он умоляюще спросил:
– Но что же мне.., что же нам делать?
Она ласково погладила его грудь и теснее прижалась к нему.
– Может быть, все окажется не так ужасно, как мы думаем. Не могу представить, чтобы кто-то взял и изменился до неузнаваемости, если не хочет меняться. Ты слишком упрям для этого. Думаю, все-таки можно попробовать. А сейчас давай забудем об этом и поспим. – Улыбнувшись, она добавила: – Если получится.
Конвею было предоставлено дополнительное место в отсеке управления – такие любезности редко оказывали тем, кто не являлся членом экипажа. Он с интересом смотрел в главный обзорный иллюминатор, когда «Треннельгон» вынырнул из гиперпространства и оказался в звездной системе Гоглеск. Сама планета являла собой голубоватый, окутанный облаками шар и с такого расстояния ничем не отличалась ото всех остальных планет Федерации, на которых обитали теплокровные кислорододышащие существа. Но Конвея в первую очередь интересовали местные разумные формы жизни, и он, стараясь по возможности действовать дипломатично, пытался разузнать о них как можно больше.
Капитан, орлигианин, майор Корпуса Мониторов по имени Сахан-Ли, извиняющееся урчал, пока транслятор переводил его слова:
– Прошу прощения, доктор. Нам о них ничего не известно, да и о самой планете тоже, помимо периметра посадочной площадки. Нас сняли с планового полета для того, чтобы мы забрали сведения о гоглесканском языке после их обработки на главном трансляционном компьютере госпиталя. Эти сведения и вас мы должны доставить на Гоглеск.